Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса
Горящие головёшки выпрыгивали со второго этажа с ужасным треском, сквозь щели дома струился чернущий дым, а Женьки всё не было и не было.
Баба Нюра продолжала выписывать кресты пред нечистым духом. Она так энергично махала руками, что случайно задела травой за свечу, которая упала на стол, отчего пламя перекинулось на скатерть. Сняв с головы платок, Нюрка начала хлопать им по огню. Но вместо того, чтобы потухнуть, пламя разгоралось все больше и больше. Вот оно перешло на ковер, затем на обои, а по ним и на потолок. Напугавшись, бабка ринулась к выходу и перескочила через горящие двери. Она обожгла руки и бока, но продолжала бежать к лестнице, ведущей на первый этаж. Вдруг она почувствовала запах палёного… Нюрка шмыгнула носом и оглядела себя – несколько чётких ссадин появились на её теле, но и это ерунда. Оправившись от первого шока, она протянула руки к голове и закричала – там, на самой макушке горели волосы. «Господи, помоги! Господи!» – она сняла с себя халат и накинула на опекшуюся голову. Дышать было уже нечем, она начинала задыхаться. Пыталась вдохнуть, но ничего не выходило. В голове её что-то помутилось и перед глазами показался. пол. Она потеряла сознание.
Сквозь пелену серо-чёрного дыма бежал Женька. Споткнувшись о её ногу, он опустился на пол и нащупал Нюрку. Размениваться на приведение бабки в чувства было некогда, он взвалил её себе на плечи и пошёл к выходу.
В музыкальном зале что-то зашипело – огромные струи воды под сильным напором попадали на обгоревшие и тлевшие стены. Пожарники делали своё дело.
– В здании никого нет? – интересовался у Анки мужчина в шлеме.
– Вы бы ещё позже про это спросили?! Когда бы все передохли там! Я же вам русским языком кричу: сын у меня там! Сын!
– Так что Вы молчите-то?! – заругался он на Николаевну.
– Ребята, там мальчик остался! – передавал пожарный по рации.
– Какой мальчик?! Ему тридцатника больше! – покосилась Анка на него.
Николаевна смотрела во все глаза и начинала уже покашливать, как из окна первого этажа показался чей-то силуэт. Сначала оттуда выкинули большой мешок, а за ним вывалился и другой, немногим меньший.
«Туда! На помощь!» – кричала Николаевна медбрату, приехавшему по вызову совсем недавно.
Нюрка с Женькой валялись на траве без чувств. Женька хрипел, а бабка не подавала никаких признаков жизни. «Носилки!» – послышалось оттуда. Двое мужиков забрали обоих в карету скорой помощи, куда успела запрыгнуть и Анка, и увезли их в местную больницу.
– Ба-ба Ню-ра, баба Ню-ра, – присаживалась я на белую табуретку, стоящую возле её кровати в районке. – Ты как?
– Да нормально всё, – отвечала за неё Николаевна. – Я тут от одного к другому всю ночь хожу. Живые, слава Богу!
Обмотанная белыми бинтами голова Нюрки торчала из-под светлого одеяла.
– А Эльза – это кто? – хриплым голосом проговорила она.
– Эльза? – посмотрела я на Наталью Михайловну.
– Эльза – не знаю, а вот про Элизу так рассказывали… – ответила та. – Элиза Альбертовна – бывший председатель районного суда. Говорят, гулёна та ещё была. Муж её прокурором был, а она здесь заведовала. А что?
– Нечистый ваш про Эльзу говаривал, – шептала Нюрка. – А от него таким холодом страшным веяло. Ужас! Убиенный он.
Мы стояли и смотрели на обгорелую бабку. «Написал мне на столе „Эльза“. Думаю, гулял с ней, а вот кто убил.» – еле шевелила губами Нюрка.
В палату вошёл врач и выгнал оттуда всю нашу толпу: «Слаба она ещё!»
– Владлена Юрьевна, – обратилась я к директрисе, которая также пришла проведать наших пострадавших. – А что дальше-то?
– Ты о чём? Если об Элизе, то её уж давным-давно и в живых нет. – причмокнув губами, сказала она.
– Нет, я про детский дом. Вчера-то ладно, ребят в гостинице разместили, но не будут же они там вечно находиться! – беспокоилась я.
– Не будут, – ответила Владлена. – Конечно, не будут. Эх, Маруся, вечно ты опережаешь события! Не хотела говорить, но раз уж все в сборе, скажу! Сегодня мэр сообщил, что новое здание нам дадут! Кирпичное!
«Ура-а!» – запрыгали от радости девчонки. «Ура-а! – послышался сзади Женькин хрип. – Ура!»
Глава VII
«Amore Dei», или Чудеса случаются!
Тот гончар, что слепил чаши наших голов
Превзошёл в своём деле любых мастеров.
Над столом бытия опрокинул он чашу
И страстями наполнил её до краёв.
Омар Хайям«Ты где шлялась?» – спрашивал меня муж, стоявший на пороге квартиры. «Работала, – ответила я, подзывая к себе Варюшу. – Иди, милая, иди…»
Малышка подбежала ко мне и обняла своими маленькими ручками. «Ма-ма», – протянула она.
«Любимая моя», – гладила я её по голове.
«Где ты шлялась, я повторяю, – смотрел он с высоты своего роста на меня, стоя у кухонного стола. – Никак у Женечки в больнице была? Всё-т флиртуешь!» «О чём ты?» – вопросительно смотрела я на него. Он кинул меня на маленький угловой диван и сорвал с ног босоножки. «Вот что я с тобой сейчас сделаю», – разъярённый муж разорвал обувь на две части.
– Что ты делаешь? – испуганно спросила я.
– У меня голова скоро взорвётся от ревности! Ходишь, крутишь своим задом везде! – размахивал он своими длинными и большими руками.
– Где кручу? Перед кем? Перед маленькими детьми что ли? – пыталась я вступиться за себя.
– Не оправдывайся, – он подошёл ко мне поближе и, схватив одной рукой за голову, другой ударил по щеке.
Кожа под правым глазом тут же загорела красным жаром и от боли и обиды у меня хлынули слезы. Он сел мне на грудь, зажав мои руки своими коленями, и продолжал хлестать. Варя заплакала и прыгнула мне на лицо, чтобы тот не смог больше ударить. «Ма-ма!» – кричала она в то время, как он отдирал её от меня. «Варечка, мы играем… Мы просто играем! – сквозь слёзы улыбалась я, делая вид, что мне весело, чтобы не напугать ребенка.
Он же продолжал наносить мне удары, схватив за волосы и держа мою голову навесу. «Остановись, – шёпотом молила я. – Не при Варе. Пожалуйста, не при Варе». Но мои слова только раззадоривали его, и он отвешивал мне сильные шлепки по всему телу. Потом схватил за бок и повернул кожу так сильно, что казалось, она сейчас лопнет. Я закричала и укусила его за пах.
Пока он прыгал, схватила ребенка и, в чём была, выбежала на улицу.
Мои ноги ощущали каждый камень. Босиком я добежала до мамы, которая в растерянности не знала, что со мной делать дальше.
– В полицию иди! Заявление пиши! Не для того я тебя растила, чтоб какой-то урод руки об тебя свои разминал! Не для того! – расходилась она. – Вот я ему задам! Вот он получиту меня!
– Ма-ам! – плакала я навзрыд на её плече. – Ну за что мне это? За что?
– Не знаю, милая моя, не знаю. – гладила она меня по голове. – Ну неужели тебе ещё чего-то не ясно? Неужели тебе ещё чего-то не понятно?
– Мам, я к нему больше не вернусь.
– И не надо. Я вас к нему и не пущу. Здесь поживёте.
Из комнаты на моё жалобное всхлипывание выбежали Танька с Юлькой: «Чего опять? В пожаре что ли кто-то сгорел вчера?»
– Нет, слава Богу! Нет! – отвечала я.
– А чего тогда плачешь?
Я подняла свое иссиня-красное лицо и посмотрела на сестру.
– Это кто тебя так? – закричала она.
– Не важно.
– Козёл твой? Убить его мало! Скотину этакую! Я тебя больше никуда не пущу – у нас жить будете.
Она взяла Варюшку на руки и отвела на кухню: «Чаю?»
Пока Танька разливала горячий напиток, я мыла в ванной ноги. Своего синего тазика я не нашла и, не придумав ничего другого, запихала ногу в раковину и вымыла её прямо там. Также поступила и со второй ступней.
Красная и опухшая я сидела на табуретке и смотрела, как Варенька пьёт из блюдечка чай. «Мам, поплобуй!» – просила она меня, протягивая маленькую тарелочку. Она вытягивала губы трубочкой и дула на чай: «Я остудила тебе…»
Некоторое время мы жили у мамы. Кстати сказать, Николаевна ночевала у нас три дня, за которые успела с ней сдружиться, а потом, когда Женьке стало легче, она забрала его из больницы и они уехали к себе.
О случае в детском доме вспоминали часто, но работать я там больше не смогла. Маленького Серёжку было жаль лишь первую неделю, потому как выяснилось, что из далёкого посёлка Хелюля, что в самой Карелии, за ним приехала родная тётка, такая же белобрысенькая, как он, и с голубыми глазами. У самой у неё детей нет, а про этого малыша лишь недавно узнала. Забрала его. Знаю только, что её Аллой, вроде, зовут и работает в сельском ДК директором. Владлена сказала, что тётка она по виду добрая. Ну, номерами на всякий случай обменялись, если что, можно будет позвонить…
ЯРКОЕ ЛЕТО СМЕНИЛОСЬ ПЁСТРОЙ ОСЕНЬЮ, КОТОРАЯ ПРОМЧАЛАСЬ ТАКЖЕ БЫСТРО, КАК СТАЯ ЖУРАВЛЕЙ НАД НАШИМ МАЛЕНЬКИМ ГОРОДКОМ. НА СМЕНУ ПРИШЛА ЗИМА. ГЛУБОКАЯ. СНЕЖНАЯ.
«Дзы-ы-ын!» – разрывался стационарный телефон в маминой прихожей. Солнечный луч скользил по стене, на которой висел аппарат, и заглядывал на кухню. «Эх! Хорош чаёк!» – ставила мама чашку на стол и не спеша шла к серой трубке.
